Какое место в москве напоминало писателю гиляровскому лондон
Обновлено: 04.10.2024
Ход из номеров был прямо в ресторан, через коридор отдельных кабинетов.
Сватайся и женись.
Так назывался запечатанный хрустальный графин, разрисованный золотыми журавлями, и в нем был превосходный коньяк, стоивший пятьдесят рублей. Кто платил за коньяк, тот и получал пустой графин на память. Был даже некоторое время спорт коллекционировать эти пустые графины, и один коннозаводчик собрал их семь штук и показывал свое собрание с гордостью.
— Видишь, у меня в тарелке какие-то решетки… Что это значит?
— Это значит, что не минешь ты острога! Предзнаменованием!
А в тарелке ясно отразились переплеты окон стеклянного потолка.
И с телятиной холодной
Закрыта кухня, закрыт буфет, и служит самолично только единственный хозяин ресторана, Василий Яковлевич, чуть не молившийся на каждого из посетителей малого зала… Подавались только водка, пиво и холодные кушанья. Пивали иногда до утра.
— Отдохновенно и сокровенно у меня! – говаривал Василий Яковлевич.
Среди московских трактиров был один-единственный, где раз в году, во время весеннего разлива, когда с верховьев Москвы-реки приходили плоты с лесом и дровами, можно было видеть деревню. Трактир этот, обширный и грязный, был в Дорогомилове, как раз у Бородинского моста, на берегу Москвы-реки.
Эти несколько дней прихода плотов были в Дорогомилове и гулянкой для москвичей, запруживавших и мост, и набережную, любуясь на работу удальцов-сгонщиков, ловко проводивших плоты под устоями моста, рискуя каждую минуту разбиться и утонуть.
У Никитских ворот, в доме Боргеста, был трактир, где одна из зал была увешана закрытыми бумагой клетками с соловьями, и по вечерам и рано утром сюда сходились со всей Москвы любители слушать соловьиное пение. Во многих трактирах были клетки с певчими птицами, как, например, у А. Павловского на Трубе и в Охотничьем трактире на Неглинной. В этом трактире собирались по воскресеньям, приходя с Трубной площади, где продавали собак и птиц, известные московские охотники.
— Натура сто двадцать шесть…
И то и дело получают они телеграммы своих агентов из портовых городов о ценах на хлеб. Иной поморщиться, прочитав телеграмму, — убыток. Но слово всегда было верно, назад не попятится. Хоть разорится, а слово сдержит…
Другой трактир у Зверева был на углу Петровки и Рохмановского переулка, в доме доктора А. С. Левенсона, отца известного впоследствии типографщика и арендатора афиш и изданий казенных театров Ал. Ал. Левенсона.
Сидит за столиком с парой чая у окна издатель с одним из таких сочинителей.
— Можно, Денис Иванович.
— Поскорей надо. В неделю напишешь?
— Можно-с… На сколько листов?
— Листов на шесть. В двух частях издам.
— Ладно-с. По шести рубликов за лист.
— Жирно облопаешься. По два!
— Ну хорошо, по пяти возьму.
Сторгуются, и сочинитель через две недели приносит книгу.
За другим столом сидит с книжником человек с хорошим именем, но в худых самогах…
— Ну-к што ж. а ты напиши, как у Гоголя, только измени малость, по-другому все поставь да поменьше сделай, в листовку. И всякому интересно, что Тарас Бульба, а не какой другой. И всякому лестно будет, какая, мол, это новая такая Бульба! Тут, брат, важно заглавие, а содержание – наплевать, все равно прочтут, коли деньги заплачены. И за контрафакцию не привлекут, и все-таки Бульба – он Бульба и есть, а слова-то другие.
— Где сам? – спрашивает приказчика.
— В пещере с покупателем.
Это какие-то странные огромные ниши, напоминавшие исторические каменные мешки, каковыми, вероятно, они и были, судя по необыкновенной толщине сводов с торчащими из них железными толстыми полосами, кольцами и крючьями. Эти пещеры занимались только особо почетными гостями.
За отдельным столиком заседал главный, выгнанный за пьянство крупный судебный чин, который строчил прошения приходящим к нему сюда богатым купцам. Бывали случаи, что этого великого крючкотворца Николая Ивановича посещал здесь знаменитый адвокат Ф. Н. Плевако.
Кузнецкий мост через Петровку упирается в широкий раструб узкого Кузнецкого переулка. На половине раструба стоял небольшой старый деревянный флигель с антресолями, окрашенный охрой. Такие дома остались только на окраинах столицы. Здесь же, в окружении каменных домов с зеркальными стеклами, кондитерской Трамбле и огромного Солодовниковского пассажа, этот дом бросался в глаза своей старомодностью.
Трактир славился расстегаями с мясом. Расстегай во всю тарелку, толщиной пальца в три, стоит пятнадцать копеек, и к нему, за ту же цену, подавалась тарелка бульона.
И когда, к концу поста, у актеров иссякали средства, они питались только такими расстегаями.
Умер Спиридон Степанович. Еще раньше умер владелец ряда каменных домов по Петровке – Хомяков. Он давно бы сломал этот несуразный флигелишко для постройки нового дома, но жаль было старика.
Не таковы оказались наследники. Получив наследство, они выгнали Щербакова, лишили актеров насиженного уюта.
Рос дом. Росли деревья. Открылась банкирская контора, а входа в нее с переулка нет. Хомяков сделал тротуат между домом и своей рощей, отгородив ее от тротуара такой же железной решеткой. Образовался таким образом, посредине Кузнецкого переулка неправильной формы треугольник, который долго слыл под названием Хомяковской рощи. Как ни уговаривали власти, и добрые знакомые, Хомяков не сдавался:
— Это моя собственность.
Хомяков торжествовал, читая ругательные письма, которые получал ежедневно. Острила печать над его самодурством.
— Воздействуйте через администрацию, — посоветовал кто-то городскому голове.
Вызвали к обео-полицмейстеру. Предложили освободить переулок, грозя высылкой из Москвы в 24 часа в случае несогласия.
— Меня вы можете выселить. Я уеду, а собственность моя останется.
Шумела молодая рощица и, наверное, дождалась бы Советской власти, но вдруг в один прекрасный день – ни рощи, ни решетки, а булыжная мостовая пылит на ее месте желтым песком. Как? Кто? Что? – недоумевала Москва. Слухи разные, — одно только верно, что Хомяков отдал приказание срубить деревья и замостить переулок и в этот же день уехал за границу. Рассказывали, что он действительно испугался высылки из Москвы; говорили, что родственники просили его не срамить их фамилию.
Первые три недели актеры поблещут подарками, а там начинают линять: портсигары на столе не лежат, часы не вынимаются, а там уже пиджаки плотно застегиваются, потому что и последнее украшение – цепочка с брелоками – уходит в след за часами в ссудную кассу. А затем туда же следует и гардероб, за который плачены большие деньги, собранные трудовыми грошами.
Вверху в этом доме помещалась библиотека Рассохина и театральное бюро.
Между актерами было, конечно, немало картежников и бильярдных игроков, которые постом заседали в бильярдный ресторан Саврасенкова на Тверском бульваре, где велась крупная игра на интерес.
Здесь бывали и провинциальные знаменитости. Из них особенно славились двое: Михаил Павлович Докучаев – трагик и Егор Егорович Быстров, тоже прекрасный актер, игравший все роли.
Для выживших мальчиков выбор профессии был не широк: идти в нищие или воры. Юные жители Хитровки не считали подобный жребий несчастным. Наоборот, они с малолетства привыкали во всем подражать старшим: выпивать, курить, осваивать нужную в быту лексику. Примерно с трех лет хитрованец самостоятельно просил милостыню. Если маленький попрошайка возвращался домой ни с чем, его били родители. Приходилось добывать деньги всеми доступными способами, и мальчик начинал воровать, в одиночку и компаниями. Новички сбивались в шайки, набрасывались на какую-нибудь уличную торговку, грабили и в рассыпную разбегались в подворотни.
…Есть в Москве такое место,
Редкий мог его не знать.
Всем оно почти известно –
Место то Хитровкой звать…
Учись бродяжничать размашисто и праздно,
Из сердца выветри домашнее тепло,
Ах, разве может быть кому-нибудь обязана
Твоя на каторгу сколоченная плоть…
Тебе ль в бревенчатый заковываться панцирь,
Носить железных крыш тяжелые щиты?
Нет, если есть еще в России хитрованцы,
Нам нечего с тобой бояться нищеты…
Вскоре семья перебралась в Вологду, где отец Володи служил в губернском правлении. В возрасте восьми лет, Гиляровский теряет свою мать. Некоторое время спустя, отец Володи женится на женщине из родовитой семьи. Мачеха относилась к мальчику как к собственному сыну. Навыки поведения в обществе давались Гиляровскому плохо , особенно, прилежание в учебе и умение держать себя за столом. Несмотря на то, что с французским языком дело обстояло лучше, в первом же классе вологодской гимназии, Гиляровский был оставлен на второй год. Но молодой Гиляровский не унывал: он писал стихи - они касались школьных шалостей и учителей, и на "ура" встречались одноклассниками. Так же молодой Гиляровский неплохо переводил с французского, увлекался, ни на шутку, цирком. Володя решил стать цирковым артистом, освоил акробатику и джигитовку, что впоследствии немало пригодилось ему в жизни.
Если может существовать выражение "живописный характер", то оно целиком относится к Гиляровскому. Он был живописен во всем - в своей биографии, в манере говорить, в ребячливости, во всей своей внешности. Казацкая кровь все больше давала о себе знать: она звала Гиляровского в дорогу, в огромный неизведанный мир, о котором он знал лишь по рассказам и книжкам. В июне 1871 года, провалив экзамен в гимназии, молодой Гиляровский сбежал из дома. Он отправился в путь налегке, даже без денег и паспорта, но с полной уверенностью в своих силах.
В Ярославле Владимир Алексеевич вступил в артель бурлаков. Он бурлачил на Волге, затем стал крючником, где в его обязанности входило управляться с девятипудовыми кулями муки. После этого он побывал в юнкерах и истопником в школе военных кантонистов, работал на белильном заводе, на рыбных промыслах, гонял табуны, и даже осуществил детскую мечту – выступал наездником в цирке. В любую работу он всегда вносил настоящую русскую сноровку, живость ума и даже некоторую удаль. Он должен был испробовать все возможное, научиться делать все своими руками. Гиляровский был воплощением "широкой натуры": если красоты земли, то уж такие, чтобы захватывало дух, если работа, то такая, чтобы гудели руки, если бить - так уж бить сплеча. Гиляровский легко ломал пальцами серебряные рубли и разгибал подковы.
В 1875 году Гиляровский надолго осел в театре, т.к. актерское ремесло ему очень нравилось.
В 1877 году, в период русско-турецкой войны, Гиляровский отправился добровольцем воевать на Кавказ. Физически крепкий и смышленый солдат, быстро оказался в войсковой элите – разведке. Воевал доблестно, о чем свидетельствует Георгиевский крест – награда редкая и весьма почетная. Этой наградой Гиляровский всегда гордился, хотя в мирной жизни надевал её редко, обычно он носил на груди только георгиевскую ленточку.
В 1884 Гиляровский женился на М.И. Мурзиной и поселился в доме де Ледвез на 2-й Мещанской улице, 24; потом жил в Хлыновском тупике, а с 1886 до конца жизни — в доме Титова, в Столешниковом переулке, 9.
Умер Владимир Алексеевич Гиляровский 1 октября 1935 года; похоронили его на Новодевичьем кладбище. Прошли годы, но память об удивительном человеке, прекрасном журналисте и самобытном писателе, продолжает жить.
В 1966 году именем Гиляровского названа улица в Мещанском районе Москвы (бывшая 2-я Мещанская). Имя писателя носит одна из улиц Вологды. Большими тиражами издаются его книги, позволяя нам заглянуть в давно ушедшую жизнь, увидеть Москву и москвичей такими, какими их видел и любил дядя Гиляй.
Интересные факты из жизни
Гиляровский был неистощим на мальчишеские выдумки. Однажды он придумал послать письмо в Австралию к какому-то вымышленному адресату, чтобы, получив это письмо обратно, судить по множеству почтовых штемпелей, какой удивительный и заманчивый путь прошло это письмо.
Однажды Владимир Алексеевич приехал погостить к отцу и, желая показать свою силу, завязал узлом кочергу. Глубокий старик отец не на шутку рассердился на сына за то, что тот портит домашние вещи, и тут же в сердцах развязал и выпрямил кочергу.
Награды писателя
Библиография
* Трущобные люди (1887)
* Негативы (1900) — сборник рассказов.
* На родине Гоголя (1902)
* Были (1909) — сборник рассказов.
* Москва и москвичи (1926)
* От Английского клуба к Музею революции (1926)
* Мои скитания (1928).
* Записки москвича (1931)
* Друзья и встречи (1934)
* Люди театра (1941)
* Москва газетная (1960)
С произведением Владимира Гиляровского "Москва и москвичи" я начала знакомство лет 12 назад. Но тогда, дочитав книгу примерно до половины, я отложила её в сторону: какой-то скучной она мне показалась (всё трущёбы, да нищета)! Но недавно я решила восполнить пробел и купила книгу "Москва и москвичи".
Хочу начать свой отзыв следующими словами. Это. Что-то. Невероятное! Знаете, есть люди, которые так аппетитно едят, что даже если вы только что съели стадо зажаренных быков, тоже захотите перекусить. Писатель тоже самое проделывает со своим читателем.
В первый раз эту книгу я прочитала в детстве. Взахлёб, наслаждаясь каждой главой и каждой страницей, несмотря на то, что в столице я тогда ещё не бывала, и названия улиц, площадей и известных домов мне ничего не говорили.
Эту книгу я нашла в достаточно потрепанном виде в библиотеке моих родителей. Пролистав ее, посмотрев фотографии старой Москвы, прочитав несколько отрывков, я поняла, что данное издание крайне интересно для меня.
Это одна из любимых моих книг. Скажу сразу - я "книжный ребёнок", читаю запоем с 3-х лет, но "Москву и москвичей" включила бы в десятку главных книг русского человека. Гиляровский запросто открывает перед читателем панораму жизни русского города конца 19-го и начала 20-го века.
Я люблю осень в Москве, в Коломенском парке, в Кузьминках. Люблю зиму, весну и лето. Каждое время года по-своему интересно и великолепно. Настолько пропитан этот город поколениями людей, многосторонних, разных. Об этом нельзя рассказать парой абзацев. И как нельзя лучше о Москве пишет В.
У каждого свое понятие о "настольной книге". Для меня это та книга, которую я могу взять в руки в любом настроении, начать читать с любой страницы и получать удовольствие. Я, наверное, десятки раз перечитывала тот абзац, где мальчик с рюкзачком вышел из поезда на Ярославском вокзале .
Наконец-то в моей подборке книг попалось что-то не старославянское и религиозное! С удовольствием принялась ознакомляться с классикой, которую проходят в школе (точнее, освежила память, потому что смутно я помню сюжет).
Привет заглянувшим! Сегодняшний отзыв я хотела бы посвятить замечательному изданию, книге, которой я радовалась, как ребенок: ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ: Я - книголюб. На просторах Айрека в разделе "Книги" в большинстве своем отзыв пишется на само произведение.
. И опять засыпает Москва. На огненных часах три. В тишине по всей Москве каждую четверть часа разносится таинственный нежный перезвон со старой башни, у подножия которой, не угасая всю ночь, горит лампа и стоит бессонный часовой.
Насколько я понимаю, в своем творчестве Булгаков возвращался к Москве неоднократно. С любовью описывал её улицы и людей, обхватывал силой мысли самые памятные места и храмы, которые, несмотря на воцарение атеизма как официального строя, были сохранены в виде памятников.
Читайте также: