Пало альто калифорния достопримечательности
Обновлено: 15.09.2024
Всем доброй ночи! Вот и стоящий повод сюда написать. Общими усилиями с группой энтузиастом мы расшифровали недавно опубликованный в сети вечер Бродского в Пало-Альто, 1992 год. Правки и дополнения принимаются.
— Добрый вечер! Все это продлится примерно час. На протяжении этого часа я буду вам читать стихи. Это будут стихи разные, но, главным образом, стихи последних десяти лет. Более ранние стихи мне читать особенно неохота… Просто я начну… О кей…
— Давайте оставим эти замечательные аплодисменты на потом, да?
— Что происходит дальше? Какие-то вопросы — ответы, да?
— Давайте десять минут на это… Или пятнадцать.
— А она писалась для каких-то определенных актеров?
— А можно не вопрос, а просьбу?
— Можно, но я не обещаю, что ее удовлетворю.
— Ваши английские стихи
… до известной степени. То есть, ладно, хорошо… Александра Кушнера. Ну, это, как бы сказать, люди моего поколения, моего круга. Юрия Кублановского, который, в общем, несколько далек от всего этого. Но тем не менее, по-моему, замечательный поэт. Я думаю, что совершенно замечательные поэты… Два. Один из них живет в России, один находится на территории кампуса в Станфорде сейчас. Первый это Иван Жданов, второй это Алексей Парщиков. Там есть еще масса талантливых людей. То есть, уровень поэзии в России, по-русски, совершенно замечательный на сегодняшний день. Огромное количество поэтов. Есть, например, замечательный совершенно молодой человек, живущий в городе Свердловске. Ему примерно 27 – 28 лет. Он физик по образованию. Александр Месяц, по-моему. По-моему, Александр. [На самом деле Вадим Месяц (Vadim Mesyats) — И. С.] Сын академика Месяца. Совершенно замечательный поэт. Их много. Но вот я называю то, что я знаю.
— Приглашали ли вас в Россию?
— То есть, что значит приглашали? Во-первых, мне приглашение не нужно. Это раз. Два — приглашали кто? То есть, разные люди приглашали и разные организации.
— Звали ли вас в Россию?
— По-моему, я ответил. А?
— Я ничего не понимаю. По одному, да? То вы все молчите, то сразу же все хором. (улыбается)
— какой страны вы себя считаете?
— Я являюсь поэтом того языка, на котором я пишу, я полагаю. И у меня не возникает вопросов о подданстве в этом смысле. Я думаю, что я… Ну, я не знаю. Когда-то давно на этот вопрос я ответил, что я русский поэт, английский эссеист и американский гражданин. Эта комбинация меня вполне устраивает. Но это, как бы сказать, такой легкомысленный ответ, отчасти. Я думаю, что я действительно, грубо говоря, русский поэт, потому что по-английски я писал довольно мало и совершенно у меня никаких амбиций стать англоязычным, американским поэтом нет. Хотя, в общем, я таковым объективно являюсь.
— Можно спросить? Теряют ли, по-вашему, ваши стихи в переводе?
— Теряют ли стихи в переводе? Я думаю, что да, определенно. Хотя я вполне доволен качеством своих переводов, особенно потому что частично… и даже теперь уже большинство этих переводов сделано мною самим. (смех, аплодисменты).
— Был бы Есенин в восторге от тех имен поэтов, которых вы назвали?
— Да. (смех в зале)
— Это очень толковый вопрос! Я не думаю. (смех в зале) Вы знаете почему это толковый вопрос? Это очень серьезный вопрос. Ибо с моей точки зрения действительно поэт, пишущий сегодня, должен бы писать так, чтобы быть понятым теми, теоретически, у кого он учился. То есть, у предшественников. Я хочу надеяться, что, скажем, Антиох Кантемир, Державин, Боратынский были бы в состоянии понять то, что я пишу. Что касается Есенина, я не знаю, и внутренне я чувствую себя ему чрезвычайно мало обязанным. Но я думаю, назвав Жданова и, назвав Уфлянда, я думаю, я назвал двух поэтов, которые Сергею Александровичу понравились бы. Так его отчество было, да?
— Я знаю. Нет, не доводилось. Я ее начал читать, но оставил.
— Те стихи, которые вы читали вчера по-английски, были в вашем переводе?
— Те стихи, что я читал вчера по-английски? Нет, не все. Одно из этих стихотворений было переведено Дереком Уолкоттом, человеком, который около трех недель тому назад получил Нобелевскую премию. Два, видимо, стихотворения… Или одно или два стихотворения, видимо… были переведены Джорджем Клайном. Профессором в отставке теперь… философии колледжа Брин-Маур. Все остальное было переведено, я боюсь, мной.
— Одну секунду, одну секунду. Простите, бога ради. У него совершенно замечательный словарь. Совершенно замечательная дикция. Это чем мне нравится Юрий Кублановский. Это поэт чрезвычайно одарен. У него совершенно замечательное музыкальное чувство. То есть, в стихе. Совершенно замечательная дикция. Что касается… меня занимает скорее это, нежели его, как бы это сказать, философские взгляды. То есть он мне нравится, грубо говоря, фактурой.
— То есть, технической?
— В общем, да. Но иногда и по существу. То есть, когда в его стихах не идет речь о делах, как бы сказать, о предметах, что ли, религиозного характера, это меня вполне устраивает… Да и тогда тоже!
— Вопрос у меня такой: вы называли имена русских поэтов. Сколько имен вы можете назвать американских поэтов?
— Несколько. Давайте я назову, по крайней мере, три. Или четыре. Вот тут уже начинается. Был замечательный совершенно поэт… (смотрит под ноги, куда уронил сигарету) Я сейчас, по-моему, устрою здесь пожар… (смех в зале) Поэт, который мне очень дорог всегда был. Это американец Эдвин Арлингтон Робинсон. Дальше… Поэт, который от него внутренне довольно сильно зависел, между прочим… Это великий американский поэт, это Роберт Фрост. Это действительно великий поэт, это не просто, потому что он был признан. И признан он был по совершенно внешним и, я бы сказал, второстепенным признакам. Кроме того, на территории Соединенных Штатов с 39 года по 72-й… По семьдесят третий, что я говорю! Жил замечательный поэт, которого мне привелось даже лично знать отчасти. Уистен Хью Оден. От этого поэта я, например, нахожусь… Я думаю, в той или иной степени в сильной зависимости. Каковой зависимостью я горжусь. Кто еще? Я думаю, что еще есть два или три поэта, которые мне очень нравятся. Например, был такой поэт по имени Уэлдон Киис. Человек, который… я не помню, в 54-м или в 57-м году покончил самоубийством, прыгнув с моста Golden Gate Bridge, тут неподалеку [поэт Гарри Уэлдон Киис (Harry Weldon Kees) погиб в 1955-м году — И. С.]. Уэлдон Киис. Кей – и – и –эс. [Бродский произносит фамилию по буквам — И. С.]. Еще замечательный поэт, который мне близок лично. Я думаю, что родись я здесь, то кончилось бы дело тем, что я бы стал примерно тем. чем-то вроде него. Это Энтони Хект. Есть еще несколько людей, которых я знаю лично и я уже не в состоянии отделить привязанность к ним, личную свою, от привязанности к тому, что у них выходит из-под пера. Это тот же самый Дерек Уолкотт… Но мы говорим о живых. Дерек Уолкотт, Марк Стрэнд, Ричард Уилбер…Ну их много довольно.
— Вы назвали имена Парщикова, Жданова. Сергей Гандлевский… Тимур Кибиров, он не назван?
— Я называл вчера Гандлевского и Кибирова. Это действительно замечательные поэты оба. Особенно Гандлевский, по-моему. Как я считаю. Я знаю обоих. То есть, я их лично не знаю, я знаю их художественные произведения.
— Американские поэты жалуются на некоторую досадливость американской поэзии в Америке. Что вы можете сказать об этом?
— Поэт всегда на что-то жалуется (смех). Любой человек всегда на что-то жалуется.
— Что вы скажете о Чичибабине?
— Чичибабина я знаю несколько меньше… И мне это немножко менее интересно. Может быть, есть некая пропорция между количеством моего знания и моей оценкой… видимо, есть какая-то зависимость. Я знаю немного - и то, что я знаю, у меня особенно сильных чувств не вызывает. Но это, может быть, как раз свидетельство моего невежества.
— Как вы относитесь к ленинградскому Дому писателей и союзу писателей?
— (смех в зале, аплодисменты)
— Иосиф Александрович, вы знакомы с именем такого человека, как Александр Башлачев? И, если да, то, как вы относитесь к ?
— Знаком ли я с именем Александр Башлачев? Я знаком с именем… и я слушал магнитофонную запись нескольких его песен. Но я к этому жанру отношусь с глубоким отвращением вообще. (смех) И выделять кого бы то ни было в этом жанре я не в состоянии. Вполне возможно, что это очень талантливый человек, тем более, о нем надо говорить хорошо по известным вам и нам обоим, по крайней мере, причинам. Но у меня никаких оценок этого нет.
— Это не может тоже быть поэзией?
— Вы знаете, вполне может быть, что и может, но не в моем понимании.
— вы рассказать немножко об Анне Ахматовой?
— Вы знаете, рассказывать об этом много и долго, и я уже, в общем, все, что я мог сказать или рассказать, я написал.
— Я этот роман не читал. К Соловьеву как к романисту как, впрочем, и к публицисту я отношусь крайне отрицательно.
— Не кажется ли вам, что вы пишете немного по-старославянски?
— Нет, мне ничего такого не кажется. (смех в зале) Я отдаю себе отчет в том, что я сочиняю, есть масса недостатков… Но если они присутствуют, я бы их приписывал каким-то другим причинам. (смех в зале)
— Скажите, а к Феликсу Розинеру вы относитесь так же как к Соловьеву?
— К Феликсу Розинеру.
— А я понятия не имею, кто это такой. (смех в зале)
— Символика… Символика… поэтов нашего времени — достигает ли она цель?
— Я ничего не понимаю.
— Символически в наше время поэт… достигает ли цель у читателя? Потому что многие сравнения непостижимы. Вот я из Ленинграда. Знаю, как степень поэзии очень упала в Ленинграде. Очень упала. К сожалению. Потому что такие бывают сравнения, которые, к сожалению, порой неясны.
— Ну, вы знаете что, это, может быть, до известной степени… Я не знаю, что мне сказать по этому поводу. Но я думаю, что замечания подобного рода… подобные тому, которое вы сейчас сделали это неизбежно сопутствует поэзии. (аплодисменты)
— Вы уже сказали, как вы относитесь как бардам и к этой самой авторской песне. Относитесь ли вы иначе к Александру Галичу? Если да, то, как именно?
— Вы знаете, нет. Я не особенно… я не отношусь. Я думаю, что если вообще вот из того… Мне известно далеко не все… Немногое… Очень немногое в этом роде деятельности. И я думаю, мне лично просто по биографическим, что ли, личным соображениям, обстоятельствам, мне дороже других Высоцкий. Я думаю, что он и поэт был куда более одаренный, чем… То есть, он как поэт замечательный. У него совершенно замечательная фактура, и кроме того у него совершенно замечательные рифмы. Уже хотя бы поэтому. И Высоцкий мне просто как-то… дороже. Хотя я знаю… Я думаю, я отдаю себе отчет в его значительных недостатках. Особенно в поздний период его творчества как барда, если угодно… Я даже не знаю. У меня терминологии для этого нет.
— Вы сейчас говорили о Высоцком или о Галиче?
— Скажите, пожалуйста, а как часто у вас бывают поэтические вечера, где вы читаете стихи по-английски для аудитории, которая читает вас , большая аудитория, да? Вот как часто у вас бывает такая ?
— Они бывают самые разнообразные. И разница, скажем, от 10 до 100 до 1000… до 2000 человек. Это происходило, да. Происходило, иногда происходит.
— Вы знаете, нечасто. Я стараюсь не делать этого часто, потому что ты превращаешься в попугая. И это ужасно неприятное ощущение.
— Посмотрим. (смех в зале)
— Переводите ли вы теперь на русский?
— Вы знаете, нет. Я не помню, когда я переводил в последний раз что-либо на русский язык. Это было три года тому назад. Я перевел стихотворение греческого поэта Константин а Кавафиса. Но я перевел не один, а в соавторстве. С тех пор нет. Да, пожалуйста [обращается к слушателю, готовому задать вопрос]
— Скажите, пожалуйста, были ли у вас когда-нибудь намерения и есть ли у вас планы написать ну, если не мемуары, то описать какие-то события, которые происходили с вами в Ленинграде?
— Нет. Никогда таких намерений у меня не возникало. Нет.
— Город Питер народу бока повытер.
— Это мое личное дело.
— Вы когда-нибудь переводили ?
— Да, я переводил Уилбера.
— Скажите, пожалуйста. Для меня это очень важно и очень страшно. Когда мы ехали сюда, я пыталась объяснить четырнадцатилетней дочери, куда мы едем и зачем. И боюсь, что я… у меня есть вопрос. В какой степени вы себя считаете классиком? (смех в зале)
— русскоязычной аудитории стихов, которой вы читаете по-русски и англоязычной, которой вы читаете по-английски?
— Я думаю, что да, ощущаю. В чем она заключается эта разница? Вопрос довольно простой. Ощущаю ли я разницу, когда я читаю стихи в русскоязычной аудитории и когда я читаю стихи в англоязычной аудитории? Разница двойная, прежде всего. Потому что мне читать стихи по-английски не очень приятно — это довольно трудоемкое дело. Это моя субъективная разница. Что касается аудитории, английская аудитория несколько более сдержанная в своей реакции, нежели, скажем, аудитория русскоязычная. Так мне это представляется.
— Вам приятны или нет ?
— Что были? Приятно это или нет? Вы знаете мне в общем до известной степени все равно. (смех и аплодисменты в зале) Приятней и проще, конечно, иметь дело иметь с людьми, которые говорят на том же языке, на котором ты говоришь, то есть, естественным образом… . Но колоссальная аберрация за этим стоит, иногда возникает. Ты думаешь, что ты действительно говоришь с людьми, которые тебя понимают… (смех в зале) а они оказываются большими иностранцами зачастую, нежели те… чем к языку, которых ты, ну, что ли, пришёл. Волей обстоятельств, судьбы, я уж не знаю как. Это, между прочим, происходило и в отечестве до известной степени. Когда в конце дня, занимаясь чем-то у себя дома, сочиняя, видимо, художественное произведение, я выходил на улицу, и меня очень часто охватывало ощущение, что я нахожусь среди иностранцев или что я, как бы сказать, иностранец. Потому что точки соприкосновения, по крайней мере, на уровне, ну, грубо говоря, интеллектуальном, я не мог себе зачастую представить. И до известной степени это даже логичнее и естественнее в терапевтическом отношении испытывать это ощущение, находясь действительно среди… действительно будучи подлинным чужеземцем, то есть, находясь за границей. Да, пожалуйста [обращается к слушателю, готовому задать вопрос]
— Скажите, а вы работаете Пишете ли вы когда-нибудь ?
— Понятно. Вы знаете, может быть то, что вам может показаться несколько бредовым. Я не думаю, что я думаю на языке. Я не думаю, что вообще люди думают на языке. Либо. Например. Если бы я думал по-английски в тот момент, когда я сочиняю что-то по-английски, то, учитывая то обстоятельство, что английский язык для меня не родной, что владение мое им, грубо говоря, не абсолютно, мои мысли были бы немножечко путанными, смешанными… То что называется по-английски garble. Тем не менее, мне зачастую кажется, что это не так. По-русски, излагая ту или иную мысль я очень часто… и это не только последние двадцать лет, но это сколько я себя помню, я находился в положении, когда пытаюсь что-то сказать вслух или когда я пишу, боюсь, что мне не хватает слова. То есть я буду и так далее и так далее. Это свидетельствует о том, что мысль присутствует, а слова нет. Понимаете? Я не думаю, что человек думает на языке. Человек думает мыслями. Он артикулирует их на языке. Постольку поскольку этот процесс почти для нас одновременен, мы склонны предполагать, что мы думаем на языке. Я думаю, что это не так.
Расшифровка: И. Симановский, А. Куприенко (Annette Kuprienko), А. Бондарев (Alexandre Bondarev), О. Гончарова (Ольга Гончарова).
От умных дозаторов на базе IoT до планшетов для ресторанов с играми для дополнительного дохода.
По роду деятельности мне приходится изучать много различных стартапов по всему миру из сельскохозяйственной и смежных индустрий. О многих из них, я пишу в своём телеграм-канале.
Недавно интересовалась стартапами из Пало-Альто, вот решила поделиться с сообществом некоторыми FoodTech-проектами, возможно кому-то пригодится.
Решение для управления рестораном на основе SaaS с помощью планшетов.
Стартап делит долю доходов от цифровых развлечений с разработчиками игр и используемых приложений. Утверждается, что через его платформу было оплачено 1 млрд долларов.
Основатель и гендиректор E la Carte Раджат Сури. Идея проекта пришла ему, когда он был студентом Массачусетского технологического института в 2008 году. Тогда он пытался разделить счёт со своими сокурсниками. Чтобы лучше понять ресторанную индустрию, он решил отказаться от своей докторской степени и год проработал официантом, тестируя первый прототип Presto (E la Carte) с гостями.
Ранее он был соучредителем компании Zimride, которая сейчас называется Lyft.
Приложение для поиска здоровых блюд и ресторанов.
Tasteful помогает своим клиентам находить здоровые блюда и рестораны в месте обслуживания. Отличается тем, что ориентирован на посетителей с диетическими предпочтениями и ограничениями (аллергиями).
Платформа фильтрует, близлежащие рестораны, обеспечивает их сегментацию на основе диетических потребностей, таких как веганский, кошерный, халяльный, с аллергией на орехи или без глютена и так далее.
Предлагает разливные устройство управления запасами для алкогольной промышленности на основе IoT.
Nectar предлагает устройства для управления запасами алкогольной промышленности. Компания создаёт специальное устройство для сбора данных для контроля и инвентаризации в режиме реального времени.
Устройства компании использует ультразвук для автоматизации инвентаризации. У стартапа ряд умных дозаторов, которые используются в барах и ресторанах. Компания предлагает решения по подписке.
Благодаря специальному приложению владелец или ответственное лицо может контролировать персонал, кто, сколько и какие напитки разливает. Всё это удобно оформлено в отчёт. В ролике подробно показано, как применять умные дозаторы, как устроены и какую задачу решают.
Поставщик умных духовок на базе искусственного интеллекта
Level - это умная духовка на базе искусственного интеллекта. Level предлагает духовку с искусственным интеллектом, которая автоматически распознает различные продукты и соответственно нагревает их.
Духовка Level укомплектована холодильником для хранения замороженных готовых блюд. Интеллектуальная духовка имеет интерактивный экран, подключается к облаку и использует запатентованную радиочастотную систему для приготовления пищи.
У неё также есть система самообслуживания на основе приложений, с помощью которого можно, в том числе, выбрать необходимый рецепт и приготовить блюдо ресторанного качества. но это не точно;)
Мобильное приложение для получения информации о продуктах питания по фото
Calorie Mama - это мобильное приложение для отслеживания пищевой ценности продуктов. Пользователям нужно сделать снимок еды, и приложение покажет оценку питания и калорий. Приложение использует компьютерное зрение и машинное обучение для классификации тысяч категорий блюд из кухонь со всего мира.
В Asset Management Company Евгений Зайцев занимается формированием портфеля инвестиций в биотехнологические и фармацевтические компании. В 2006 году он параллельно создал собственную венчурную фирму HelixVenture, обосновавшуюся в местечке Пало-Альто — в сердце Силиконовой долины, близ Стэнфордского университета. Его амплуа — инвестиции в наукоемкие компании на самой ранней стадии, когда велики и технологические риски, и потенциальная доходность.
Их кремний
— Русские в американской Силиконовой долине — это сила?
— Приходилось слышать разные оценки того, сколько российских специалистов работает в высокотехнологичных компаниях в Силиконовой долине. То, что счет идет на несколько десятков тысяч, похоже на правду. Предпринимателей из России тоже довольно много — ребят с прекрасным образованием и интересными идеями. Впрочем, о национальных корнях у нас здесь не задумываются. Как только компания попадает в Силиконовую долину, она сразу же теряет свое национальное лицо. В ней бок о бок трудятся американцы, русские, европейцы, индусы, китайцы, израильтяне. Когда венчурному инвестору на стол ложится бизнес-план очередного стартапа, ему, разумеется, тоже все равно, откуда родом идея, лишь бы она была интересной, решала серьезную проблему на рынке, и рынок этот был бы достаточно большим.
— В России сейчас заговорили об утечке инновационного бизнеса из страны: технологических идей вместе с их носителями, интеллектуальной собственности, перспективных стартапов… Что, в Силиконовой долине — медом намазано?
— На самом деле вы задали сразу два вопроса: почему стартапы хотят приехать в Силиконовую долину и почему они хотят уехать из России.
Основная причина, по которой стартапы стремятся именно сюда, заключается в том, что США — это почти половина всего мирового технологического рынка, практически в любой отрасли.
Есть еще один не совсем формальный, но важный фактор. В Силиконовой долине сложилась необыкновенная атмосфера, которая вдохновляет людей на то, чтобы брать на себя риск, строить компании и двигать их вперед. Зайдите здесь в любую кофейню — и вы обязательно увидите за двумя–тремя столиками предпринимателей, обсуждающих бизнес-планы, рисующих презентации для инвесторов, спорящих о бизнес-моделях. Буквально в каждой кофейне. Эта среда очень вдохновляет. Предприниматели здесь — герои. И что еще важно: здешняя предпринимательская культура дает право на ошибку. Даже если предприниматель взял на себя инвестиции, строил бизнес, действительно старался, но его постигла неудача (потому, например, что технология не сработала), — это не конец карьеры, ему всегда дадут шанс попробовать еще раз. Подобной толерантностью к неудачам предпринимательская культура в Силиконовой долине сильно отличается, например, от бизнес-культуры в Европе.
— Их много, но фундаментальная — одна, и она проста. Инновационные стартапы — очень чувствительные создания. Для любой технологической компании основной актив — это интеллектуальная собственность, которая через несколько лет может приобрести рыночную стоимость в миллиарды долларов. Поэтому стартапу важно с самого начала построить правильную структуру компании и стратегию защиты интеллектуальной собственности. Ни для кого не секрет, что российское законодательство по этой части несовершенно. Стоит ли удивляться, что российские инновационные стартапы подают патентные заявки в США и, как правило, переписывают свои патенты на американские компании? А российское корпоративное законодательство? В России сегодня очень сложно структурировать компанию так, чтобы из нее потом можно было построить глобальный технологический бизнес. Здесь целый клубок проблем, связанных с защитой интересов разных категорий инвесторов и выстраиванием правильной мотивации для менеджмента, инвесторов и совета директоров. Ситуация, к счастью, меняется.
Особенности национального инноваторства
— Как, на ваш взгляд, перековать наших Иванов Кулибиных в Томасов Эдисонов?
— Основная проблема технологического бизнеса в России — это отсутствие фокуса на маркетинг, на изучение рынка и потребителя. Такое впечатление, что российские инновационные предприниматели не научились задавать себе ключевой вопрос: а кому вообще нужно то, что я делаю? Этим летом я был на Инновационном форуме на озере Селигер и прослушал несколько десятков презентаций, в большинстве своем студенческого плана. Ребята делали презентации по рекомендациям, которые они получили в университете и на бизнес-тренингах. Интересно, что они подробнейшим образом представляли всевозможные финансовые показатели: окупаемость инвестиций, дисконтированную окупаемость, IRR и прочие. Но для меня как венчурного капиталиста это выглядело немного комично…
ВЕНЧУРНАЯ ИСТОРИЯ С ХЭППИ-ЭНДОМ: ЧЕТЫРЕ ГОДА, 60 МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ ИНВЕСТИЦИЙ — И ВЫСОКОТЕХНОЛОГИЧНЫЙ СТАРТАП ПРЕВРАТИЛСЯ В КОМПАНИЮ СТОИМОСТЬЮ В ПОЛМИЛЛИАРДА
— Было очевидно, что презентующие толком не понимали, для чего все эти показатели нужны. Рассчитывать показатели доходности — это задача инвестора, а не предпринимателя. При этом практически ни в одном проекте не было самого главного: маркетинга. Авторы совершенно упускали из виду потребителя. Если рынок мал и потенциальных покупателей немного — зачем тратить свои и чужие деньги и время на проект?
— Разве это плохо?
— Зато создаются рабочие места.
— Производство — это не единственное, что их создает. Процесс разработки — это тоже масса рабочих мест и бизнесов, которые формируются вокруг.
Поясню на примере близкого мне биотеха. В фармацевтике время крупных вертикально интегрированных компаний с собственным производством по большому счету прошло. Молодые инновационные стартапы в этой области не стремятся превращаться в подобных монстров; вместо этого они выстраивают виртуальную интеграцию. Обнаружив новую молекулу для потенциального лекарства, подобный стартап нанимает компанию для проведения доклинических экспериментов, потом другую — для клинических испытаний. Далее заключает контракт с производителем, а также с компанией, которая будет это лекарство продавать. Когда подобная индустрия, обслуживающая весь цикл коммерциализации, сформируется и в России (а она должна будет сформироваться!) — смотрите, сколько добавочной стоимости будет создаваться во всех этих компаниях!
Дружный венчур
— Насколько жестко венчурные капиталисты в Силиконовой долине конкурируют между собой за перспективные стартапы?
— Мы не столько конкурируем, сколько сотрудничаем. Венчурные капиталисты в Америке очень часто синдицируют сделки и инвестируют совместно. Это не просто способ разделить риски с коллегами. С каждым венчурным фондом, входящим в синдикат, в компанию приходят дополнительные компетенции и опытные бизнесмены. От этого выигрывают все участники процесса.
— Расскажите о вашей самой неудачной венчурной инвестиции в Силиконовой долине.
— Ох и досталось же вам потом, наверное, от ваших инвесторов!
— Каково соотношение по портфелю лично у вас?
РОССИЙСКУЮ СИЛИКОНОВУЮ ДОЛИНУ НЕ ПОСТРОИТЬ АДМИНИСТРАТИВНЫМ РЕШЕНИЕМ. ЗАДАЧА ГОСУДАРСТВА — ЛИШЬ ЗАПУСТИТЬ РЫНОЧНЫЕ МЕХАНИЗМЫ
— Это можно назвать везением?
— Это удачный пример того, как на самом деле должен работать венчурный капитал. Мы инвестировали в проект не очень большие деньги, но на самой ранней стадии, когда технический риск выше всего. Зато на этой стадии можно получить доступ к действительно лучшим технологиям, лучшим компаниям. Нужно только обладать чутьем, знанием предмета и быть хорошим венчурным капиталистом. И я надеюсь, что нам это хорошо удается.
— Административными решениями нельзя построить ни бизнес, ни инновационную среду. Нужно отдать должное государству: лет пять назад в российской венчурной индустрии было практически пусто. Сейчас появилась политическая воля, сделана ставка на государственно-частное партнерство, венчурные фонды стали расти на глазах. Этого нельзя не приветствовать. Однако очень важно, чтобы государство избежало соблазна контролировать созданный при его помощи инновационный бизнес. Дело в том, что у властей и частных инвесторов принципиально разная мотивация. Государству важно переориентировать экономику с сырьевой модели на инновационную. Похвально. А у частных инвесторов есть своя похвальная цель — заработать деньги. Чтобы эти цели совпали, государству стоит делать упор на то, чтобы запустить рыночные механизмы, а рынок сам все расставит на свои места. Если частные инвесторы, которые вкладывают деньги в венчурные фонды, будут получать хорошую доходность, это само по себе запустит инновационный процесс. Российские венчурные фонды не могут вечно сидеть на поддержке государства: в какой-то момент должны прийти профессиональные институциональные инвесторы и начать вкладывать в эту индустрию, иначе она не будет жизнеспособна. Для того чтобы они пришли, фонды должны показать хорошую доходность в рыночной бизнес-среде — не как инструмент государства для развития инноваций, а как элемент эффективно функционирующего рынка венчурного капитала.
1 от англ. internal rate of return — внутренний уровень возврата капитала, или процент уровня возврата инвестиций в пересчете на годовые.
СРОЧНО!
Здравствуйте, дорогие любители высоких технологий. Продолжаем наш цикл статей про продвинутые железяки.
Сегодня я расскажу о решениях компании Palo-Alto Networks и покажу, как настроить различные политики, в частности запрещающие пользоваться социальной сетью или приложением иного рода конкретному пользователю.
Palo Alto Networks производит довольно неплохие межсетевые экраны, контент-фильтры и т.п. вещи в одном устройстве. Насколько я понял со слов представителя компании – основные разработчики ушли из Juniper networks, где они трудились при создании серии SSG устройств.
Ну да ладно. Большинству это не интересно, и все ждут скриншотов. Поехали:
1. Главная страница и dashboard. В принципе тут все понятно (я надеюсь).
2. ACC (или Application Command Center). Здесь мы можем посмотреть, какой тип трафика был замечен в тот или иной промежуток времени, кто был генератором или инициатором трафика и т.п.
На следующем скрине отчетливо видно, как кто-то из наших гостей изо всех сил выкачивает последнюю версию образа со свободно распространяемой операционной системой.
3. Идем дальше – вкладка Monitoring. Думаю, бессмысленно объяснять ее значение. Отмечу лишь, что ей очень удобно пользоваться при отладке, т.к. среди общей вакханалии IP пакетов мы можем отфильтровать лишь необходимые нам.
4. Политики. Здесь задаются политики взаимоотношений между зонами безопасности (которые описываются дальше), пулы и правила NAT и другие штуки, которые, несомненно, важны в нашей жизни: QoS, Captive portal, DoS protection и т.п.
5. Объекты. На этой вкладке представлены различные сущности, которые мы можем группировать по различным признакам, задавать новые и т.д. В дальнейшем мы можем использовать эти вновь созданные параметры в различных политиках доступа.
Помимо всего прочего здесь определены сигнатуры приложений (а так как Palo Alto умеет их распознавать, то мы можем отдельно фильтровать трафик того или иного приложения. Об этом более подробно в конце статьи).
6. Network. Назначение этой вкладки – настройка всего, что касается сети в нашем девайсе. Начиная от выдачи адресов интерфейсам и заканчивая настройкой IPSec туннелей (Да! Palo Alto поддерживает IPSec туннели).
7. Device. Здесь хранятся различные глобальные настройки устройства. Все, что можно настроить, находится слева на скрине.
Попробуем написать политику, запрещающую пользоваться социальной сетью для школьников одному компьютеру (так как пользователь этого компьютера себя плохо вел):
Пользователь пытается попасть на Вконтакте и тут – БАЦ! Не работает. А мы с вами победно наблюдаем бесполезные его попытки:
С другой стороны, такой фильтрацией никого сейчас не удивишь. Я вас отчасти понимаю, поэтому немного усложним задачу. Попробуем отфильтровать приложение, которое используется для доступа к другой социальной сети, но в то же время оставим доступ туда через WEB.
Затем укажем security зону, откуда будет инициироваться соединение (заодно запретим всем с любого адреса пользоваться данным клиентом).
Укажем, в какую зону будет идти трафик (чтобы не париться – укажем в любую зону):
Теперь нам нужно запретить этот самый мессенджер. Ищем его в базе сигнатур и выставляем:
Заключительное правило – блокируем весь трафик от приложения:
Применяем и сохраняем конфигурацию. Смотрим, что мы имеем:
Собственно, заблокировать приложение у нас получилось. Теперь смотрим, есть ли доступ к сайту с web-браузера:
Читайте также: