Бродский когда уехал в сша
Обновлено: 18.09.2024
Гурьева Т.Н. Новый литературный словарь / Т.Н. Гурьева. – Ростов н/Д, Феникс, 2009, с. 38.
Бродский Иосиф Александрович (1940 - 1996), поэт. Родился 24 мая в Ленинграде.
До 15 лет учился в школе, затем работал, сменив много профессий. Писать стихи, по его собственному свидетельству, начал в 16 лет. К 1963 уже был хорошо известен и ценим как поэт среди молодежи и в неофициальных литературных кругах. Его перу принадлежали такие популярные стихи, как "Рождественский романс", "Стансы", "Сонет", "Холмы".
Официальная литература его отвергала, не давая возможности опубликоваться. Он жил только случайными заказами на стихотворные переводы.
В 1963 был арестован и приговорен к пяти годам ссылки с обязательным привлечением к труду по Указу "Об ответственности за тунеядство". В ссылке продолжает писать: "Шум ливня. ", "Песня", "Зимняя почта", "Одной поэтессе" написаны в эти годы. В 1965 был досрочно освобожден благодаря заступничеству Ахматовой, Маршака, Шостаковича и других деятелей искусства, под давлением широкой кампании возмущения как в Советской стране, гак и за рубежом. Но по-прежнему ни один журнал и ни одно издательство не осмелились опубликовать стихи Бродского. Он смог написать только 4 стихотворения в сборнике "День поэзии", несколько детских стихов и переводов.
В 1972 поэт был вынужден покинуть родину.
Мне говорят, что надо уезжать.
Да-да. Благодарю. Я собираюсь.
Да-да. Я понимаю. Провожать
Не следует, и я не потеряюсь.
Ах, что вы говорите - дальний путь.
Какой-нибудь ближайший полустанок,
Ах, нет, не беспокойтесь. Как-нибудь.
Я вовсе налегке, без чемоданов.
Да-да. Пора идти. Благодарю.
Да-да. Пора. И каждый понимает.
Безрадостную зимнюю зарю
Над родиной деревья поднимают.
Все кончено, не стану возражать.
Ладони бы пожать - и до свиданья.
Я выздоровел. Мне нужно уезжать.
Да-да. Благодарю за расставанье.
Вези меня по родине, такси,
Как-будто бы я адрес забываю,
В умолкшие поля меня неси.
Я, знаешь ли, с отчизны выбываю.
Как будто бы я адрес позабыл:
К окошку запотевшему приникну,
И над рекой, которую любил,
Я расплачусь и лодочника кликну.
Все кончено. Теперь я не спешу.
Езжай назад спокойно, ради бога,
Я в небо погляжу и подышу
Холодным ветром берега другого.
Ну, вот и долгожданный переезд.
Кати назад, не чувствуя печали.
Когда войдешь на родине в подъезд,
Я к берегу пологому причалю.
Бродский уезжает в США, где получает признание и нормальные условия для литературной работы. Он преподает русскую литературу в университетах и колледжах. Продолжает писать стихи на русском и прозу на английском. На Западе, в основном в США, вышло восемь стихотворных книг на русском языке: "Стихотворения и поэмы" (1965); "Остановка в пустыне" (1970); "В Англии" (1977); "Конец прекрасной эпохи" (1977); "Часть речи" (1977); "Римские элегии" (1982); "Новые стансы к Августе" (1983); "Урания" (1987); драма "Мрамор" (на русском языке, 1984); книга эссе "Меньше, чем единица" (на английском, 1986).
В 1987 получил Нобелевскую премию как русский литератор. Последние годы жил в Нью-Йорке, женился, родилась дочь.
Болезнь сердца привела к смерти, наступившей в 1996. Похоронен, по его последней воле, в Венеции.
Использованы материалы кн.: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.
Поэт XX века
Бродский Иосиф Александрович [24.5.1940, Ленинград — 28.1.1996, Нью-Йорк] — поэт, переводчик, драматург.
Родился в семье фотографа. В 15-летнем возрасте оставил школу. Работал на заводе, в морге (готовил себя к профессии врача, о которой мечтал), в геологоразведочной партии. Серьезно занимался самообразованием: изучал английский и польский языки, много времени посвятил знакомству с американской, английской, польской поэзией, с классической мифологией, религиозной философией. В это же время начал заниматься переводческой деятельностью (переводил английскую, американскую, польскую поэзию, с подстрочника — испанскую). Был членом секции переводчиков ленинградской писательской организации.
Суд состоялся в Ленинграде 18 февр. 1964.
В результате судебного разбирательства Бродский был приговорен к 5 годам административной ссылки за тунеядство и выслан в Архангельскую обл. (1964). Однако после многочисленных выступлений в защиту Бродского отечественных и зарубежных писателей в нояб. 1965 ему было разрешено вернуться в Ленинград.
С 1980 — гражданин США. (Родители Бродского, не добившись разрещения на встречу с сыном, умерли в середине 1980-х.) Бродский переехал в Нью-Йорк, преподавал русскую и английскую поэзию в Mount Holyoke College в штате Массачусетс. Из русской поэзии им были избраны для лекций только два поэта — Е.Баратынский и А.Пушкин, творчество которых он анализировал основательно и глубоко. Лекции читал на английском языке. Один раз в год по просьбе слушателей устраивал вечер собственной поэзии, где читал только свои стихи и только на английском. Бродский стал обладателем ряда престижных премий США: 1981 — Премия Макартура; 1986 — Национальная книжная премия; 1991 — звание лауреата Библиотеки Конгресса США, присуждаемое выдающимся писателям.
В 1987 Бродскому присуждена Нобелевская премия в области литературы.
Умер Бродский во сне ночью с 27 на 28 янв. 1996, был временно захоронен в пригороде Нью-Йорка, по завещанию поэта тело его предано земле в Италии (см.: Санкт-Петербургские ведомости. 1996. 3 февр. С. 1).
Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 1. с. 279-281.
Видео:
АГИТПРОП. Бродский. Великая Посредственность // По-живому. Константин Сёмин и Клим Жуков беседуют по Бродском.
Начать с того, что Евтушенко, по его словам, сыграл активную роль в освобождении Бродского ("освобождён по моему письму").
И были они лучшие друзья.
Когда в 1972 году власти решили выслать Бродского из страны, Евтушенко, по его словам, говорил со своим приятелем из КГБ, убеждая отпустить Бродского максимально безболезненно, без лишних "проработок". Об этом разговоре Евтушенко впоследствии похвастал Бродскому, но тот понял его по-своему.
Бродский возомнил, что собеседником Евтушенки был лично Андропов, а сам Евтушенка был сексотом КГБ и выступил "консультантом" - поспособствовав его, Бродского, высылке. Т.е. именно Евтушенко, как решил Бродский, виноват в том, что его выслали из страны.
Не утруждая себя сомнениями, уже будучи за границей Бродский стал рассказывать всем, что "Евтух" (как называл его Бродский) - плохой человек и сотрудник КГБ.
Евтушенко об этом узнал, очень расстроился, добился встречи с Бродским в Штатах и попытался объяснить ему, что тот его неправильно понял. Он, Евтушенко, всего лишь защищал его от лишних нападок.
Евтушенко намекнул Бродскому, что тот немножко занимается клеветой. Вот ты же, Йосиф, презираешь доносчиков времён проклятого сталинизма, а сам зачем так себя ведёшь? На что Бродский высокопарно ответил, что ещё не встречал человека, который был бы достоин его презрения.
Бродский вроде бы снизошёл и согласился сказать за обедом общим знакомым, что "возможно" он не так понял Евтушенку.
Успокоившись, Евтушенко уехал. Однако вскоре он узнал от Ахмадулиной, что Бродский продолжает рассказывать о предполагаемом сотрудничестве Евтушенко с КГБ в прежнем ключе, как будто никакого "примирения" между ними не было.
Действие второе, последнее
Когда Бродский уехал в Америку, Евтушенко, по его словам, через своих американских друзей (близких к ЦРУ) посодействовал тому, чтобы Бродского взяли на работу в нью-йоркский Квинс-колледж. Где Бродский неплохо устроился ("возглавил там департамент славистики"?).
Много лет спустя, в 1991 году, встал вопрос о приглашении уже Евтушенки для преподавания в Квинс-колледже. И здесь произошло самое интересное. Бродский написал яростный донос на имя президента Квинс-колледжа, в котором говорил, что Евтушенко - американоненавистник и регулярно брызжет антиамериканским ядом со страниц советских газет, поэтому приглашать его на работу было бы большой ошибкой.
Бродский писал, что Евтушенко в своих стихах даже "оскорбил американский флаг" - и здесь Бродский процитировал отрывок, вырванный из евтушенковского стиха на убийство Роберта Кеннеди.
"И звёзды, словно пуль прострелы рваные, Америка, на знамени твоем"
В далёком 1968 году Евтушенко лично читал свежесочинённый этот стих Бродскому и тогда они вместе поехали в американское посольство, чтобы выразить свои соболезнования по поводу убийства американского сенатора. Тогда же, по словам Евтушенко, стихотворение было напечатано в "Нью-Йорк Таймс". Так что двадцать лет спустя Бродский прекрасно понимал, что делает, представляя стихотворение как "антиамериканское".
(По словам Соломона Волкова, Бродский был расстроен увольнением своего дружбана Барри Рубина и в письме (явно или неявно) противопоставлял увольнение "хорошего" Рубина приглашению "плохого" Евтушенки. Что характерно, сам Евтушенко незадолго до этого подписал обращение к руководству колледжа с призывом не увольнять Рубина. )
Оговорюсь с самого начала: после его отъезда, а особенно после того, как он получил Нобелевскую премию и спустя несколько лет скончался, в нашем с ним родном городе появились люди, выдававшие себя за близких его друзей. Дело обыкновенное – так случается, когда уходит из мира яркая личность. Нет, я не был близким его другом, а просто – одним из знакомых, бережно сохранившим машинописные тексты его стихов, потому что с первой минуты, как услышал его, понял, что являюсь современником великого поэта.
Но Бродский не походил ни на кого. Ни на входящих в моду Вознесенского, Евтушенко, Рождественского, ни на советских классиков. Поэзия каждого из них не выходила за рамки тогдашней незримой, но ощущаемой всеми советской парадигмы. Для Бродского же эти границы не существовали. Ни один российский поэт, кроме Бродского, не мог написать тогда строки, которые были в конце только что услышанной мною поэмы в монологе Чёрта:
Потому что в этом городе убогом,
Где погонят нас на похороны века,
Кроме страха перед дьяволом и Богом
Существует что-то выше человека.
Бессмертия у смерти не прошу
Испуганный, возлюбленный и нищий.
Но с каждым днем я прожитым дышу
Уверенней и сладостней и чище…
Которые кончались так:
Пусть время обо мне молчит.
Пускай легко рыдает ветер резкий
И над моей могилою еврейской
Младая жизнь настойчиво кричит.
По причине ощущения полной внутренней свободы в стране, где человеческое существование было со всех сторон огорожено государственными рамками, двадцатидвухлетний Бродский был единственным, особым, ни на кого не похожим поэтом. Он не был антисоветчиком. Или наоборот – антиимпериалистом. Он был просто выше всего, что считалось незыблемым и главным в СССР, и не замечал этого. И поэтому, будучи младше нас, казался старше и мудрее, чем мы. Да так оно и было…
К девятому классу ему опротивела социальная ложь, которой была пропитана советская школа, и он оставил ее. А дальше были работы: фрезеровщиком на заводе, санитаром в морге, смотрителем маяка, рабочим в геологических экспедициях. И что поразительно: в тех первых стихах, которые он начал тогда писать, нет ни малейшего следа ученичества. Они сразу отличаются высоким профессиональным уровнем. Внутренняя свобода пронизывала не только его поэзию, но и отношение к практической жизни. Он был абсолютно чужд государственной идеологии. И тогдашние питерские власти быстро ощутили эту его чуждость. Поэтому, скорее всего, на арест он был обречен. Особенно когда власти обнаружили, что многие молодые люди переписывают, перепечатывают и передают друг другу его стихи, а композиторы начинают писать на них музыку…
Но было продолжение. Наконец, американцы позвонили. И выяснилась довольно глупая, если не отвратительная, история. По всей вероятности, соответствующие люди очень не хотели встречи Бродского с иностранцами. Я жил в начале Обводного канала. Когда американцы сели в вызванное ими такси, шофер высадил их, отвезя к концу канала, в другую, очень далекую часть города. К тому же начался дождь. Промокшие и заблудившиеся американцы с трудом добрались до отеля и лишь тогда сумели мне позвонить. К их удовольствию Бродский всё же поговорил с ними минут десять-пятнадцать по телефону.
Побывав у кого-либо дома, Иосиф часто оставлял на память несколько строк. Оставил и мне. Я как раз начал трудиться над историческими книгами. И шутливые строки его были об этом:
Работать в новом жанре стал
Он прежде про живых писал,
А нынче – про покойников.
С тех пор несколько раз мы проходили с ним вдвоем весь Литейный проспект от Союза писателей до Невского, говорили о том, что заботило нас обоих. Однажды Иосиф прочитал мне уже не так громко, как в аудиториях, свои переводы знаменитого польского поэта Галчинского. В другой раз – о том, как мерзко поступили с ним перед судом, отправив его якобы на экспертизу, а на самом деле в отделение буйнопомешанных.
Рассказывают, что на его лекции о русских поэтах студенты шли толпами. А сам он стал лауреатом нескольких самых престижных литературных премий.
Уезжая, Бродский оставил Марамзину и нескольким друзьям выправленные своей рукой перепечатки всего написанного в России.
Отсидев год в тюрьме, Марамзин, как и Бродский, был выдворен из России. Он поселился в Париже, а русская культура лишилась еще одного талантливого прозаика. Папку с оригинальной правкой самого Иосифа Бродского я, конечно же, сохранил.
Музей откроется в день рождения поэта.
Слова эти были сказаны им, когда до кончины оставалось совсем немного. В них просвечивают спокойный стоицизм Иосифа, присущий ему с юных лет, и одновременно – горестное ощущение того, что на взятие еще одной вершины сил уже не осталось. По причине рождения в недоброй к талантам стране.
Он родился 24 мая 1940 года в Ленинграде в семье фотокорреспондента Александра Бродского и бухгалтера Марии Вольперт. О своем детстве он вспоминал, как холодном и голодном. Отец воевал, и они с матерью выживали как могли. В школе Иосиф учился неохотно, хотя легко все схватывал, в неполные 16 лет устроился учеником фрезировщика, дабы поддержать семью.
В молодости мечтал быть проводником, врачом, успел месяц поработать в морге
В СССР его стихи практически не издавались. Но были необычайно популярны за границей. И когда в 1970-х поэт оседает в США, то получает приглашения от нескольких университетов читать лекции. На Родине же его имя забудут на 20 лет. Родители Бродского 12 раз просили встречи с сыном, но им так и не разрешили, а ему — приехать на их похороны.
Друг Бродского — о том, как вытащил его из психушки за два билета на Утесова и ходил с поэтом в гости к Ахматовой.
— Евгений Борисович, вы были с Бродским друзьями. Знакомство помните?
— Я не знаю, кто это придумал, какие мы сироты? Мы просто в начале 60-х очень тесно общались с Анной Андреевной, она давала советы, мы бывали у нее на даче. А потом жизнь всех развела.
— Как и почему начались гонения на Бродского?
— И несмотря на это, Иосиф Александрович решил возвращаться в Ленинград?
— Вы навещали друга?
— А как же! Были у него несколько раз. Ему там отвели пол-избы, очень просторной, уютной. В основном он занимался стихами, иногда их вывозили на какие-то работы. Он помогал убирать урожай, раскидывал на поля навоз. Как потом рассказывал сам Бродский, это было самое счастливое время в его жизни. Помню, поехали вместе с Найманом поздравлять его с 25-летием. Привезли икры зернистой, водки ящик, американские сигареты и японский радиоприемничек. Очень хорошо отпраздновали. А через несколько месяцев его амнистировали. Жан Поль Сартр попросил председателя Верховного Совета повлиять на ситуацию, и это сработало.
— Почему он уехал? Вы говорили на эту тему?
— Сейчас пишут много разных вещей о его эмиграции. На самом деле Бродский не хотел уезжать, его вынудили это сделать. Ведь следили за каждым его шагом, Ленинград был просвечен насквозь. А он встречался с иностранцами, никого не боялся, говорил, что думал. В какой-то момент ему просто посоветовали покинуть страну, я вам даже больше скажу: когда он пришел в КГБ с вызовом в Израиль, то оказалось, что вызов просрочен. Новый ему сделали тут же сами кагэбисты, так сильно хотели от него избавиться. Он покинул страну в 1972 году. На некоторое время мы потеряли связь друг с другом, а потом пришла посылка из Америки. В ней — джинсы, сладости, жвачки. Впервые встретились мы через 16 лет. Я приехал к нему в гости, в Нью-Йорк, он организовал мне несколько творческих вечеров.
Илья Резник. Общался с поэтом
— Произвел впечатление?
— Впечатление? Обида была за художников, раз. Ненормативную лексику я терпеть не могу, два. А впечатление произвел, конечно, как какой-то полусумасшедший, одержимый.
— А позже, когда Бродский по-настоящему зазвучал?
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ ИЗМЕНИЛА С ДРУГОМ
Марине Басмановой, музе, поэт посвятил больше 1000 стихов
М.Б. — эта аббревиатура в большинстве стихов поэта. Их количество, посвященное одному человеку, не имеет аналогов в мировой поэзии (больше 1000). Марина Басманова — так звали первую любовь поэта.
Перед эмиграцией отношения пары испортились совсем. Как писал в своих стихах Бродский, он долго не мог забыть Марину. Только к 1989 году любовь поэта к музе прошла окончательно. Он начинает встречаться с итальянской переводчицей Марией Соццани. Она была его студенткой, изучала историю русской литературы. Многие отмечали поразительное сходство Марины и Марии. С Соццани у Бродского родилась дочь Анна, дома просто Нюша. Поэт говорил с ней исключительно на английском языке — так было заведено дома. Сыну он помогал деньгами, однажды Андрей даже приезжал к отцу в гости в Нью-Йорк. Сын какое-то время работал кондуктором трамвая, ведет праздный образ жизни. Дочь изучает историю искусств в школе, занимается музыкой. Марина Басманова ведет замкнутый образ жизни.
Вторая любовь. Жена Мария (на фото) родила поэту дочь Анну
К МОГИЛЕ НЕСУТ КАРАНДАШИ
Могила в Венеции
Через несколько лет, 28 января 1996 года, скончался в собственной квартире от инфаркта. Смерть Бродского, несмотря на то, что было известно о его ухудшающемся здоровье, потрясла людей — ему было всего 55. Одной из последних инициатив поэта было создание Русской Академии в Риме, куда на несколько месяцев могли бы приезжать русские поэты, она работает и сегодня. А возле памятника на могиле, созданном Эрнстом Неизвестным, в Венеции ежедневно — толпы поклонников. По традиции они приносят к могиле карандаши.
Пять лет назад во дворе филологического факультета Санкт-Петербургского университета по проекту Константина Симуна был установлен первый в России памятник знаменитому земляку.
Читайте также: