Как вилли токарев эмигрировал в сша

Обновлено: 18.09.2024

Небоскребы, небоскребы, а он маленький такой. На днях Вилли Токареву исполнилось 83 года, а он, кажется, не меняется вовсе.

Каким был в конце 1980-х, когда мы его не только услышали, но и увидели, таким и остался. И бодрости духа нисколько не утратил.

- В СССР были исключительно талантливые певцы - Георгий Виноградов, Изабелла Юрьева, Вадим Козин, Клавдия Шульженко, Георг Отс. Им не нужно было уезжать за границу, потому что им было хорошо здесь. И я в Советском Союзе был нормально обеспечен, получал щедрые авторские отчисления за свои песни.

Но дело в том, что мое творчество включает в себя более десяти жанров: шуточные песни, лирику, сатиру на злобу дня, шансон. И некоторые из этих жанров не укладывались в прокрустово ложе соцреализма. Поймите, я никогда не был диссидентом, борцом с режимом. Я музыкант. И в Америку в 1974-м уехал, чтобы полнее себя реализовать.

- Однако первое время в Штатах вы работали таксистом.

- Да. И могу сказать, что в Нью-Йорке таксист - профессия рискованная. Меня четыре раза грабили. Был на волосок от смерти. Однажды вечером под Рождество какой-то наркоман, вооруженный пистолетом, отнял у меня машину с дневной выручкой и документами. Меня спасло чувство юмора. Катаясь по городу с пушкой у виска, я рассказывал ему анекдоты. Сердце его смягчилось, и он меня отпустил. Вот такой святочный рассказ случился в моей жизни.

- А Савелий Крамаров, говорят, какое-то время вынужден был торговать сосисками с лотка. Неужели земляки, коих в Голливуде всегда хватало, не могли помочь?

- В эмиграции советские люди быстро менялись. О солидарности и взаимопомощи забывали раз и навсегда. Меня, например, первое время коробило, что, если к кому-то из старых друзей ты хотел зайти в гости, нужно было заранее позвонить и договориться о времени визита. Но это не хорошо и не плохо - просто такова американская действительность.

Я встречался с Крамаровым, очень ему сочувствовал, но мало чем мог помочь: эстрада и кино - слишком разные сферы. К тому же он совершенно не знал английского языка, поэтому в Америке снялся в двух-трех фильмах, играя карикатурных русских персонажей, и на этом все для него закончилось. Надо сказать, что немногие люди искусства смогли вписаться в американскую жизнь. Мне самому пришлось поработать и почтальоном, и санитаром, и помощником пекаря, и мойщиком окон.

В эмиграции главное - не отчаиваться и не опускать руки, иначе быстро окажешься на самом дне, ночуя в картонных коробках на улице.

- Как же вы вписались в музыкальный бомонд?

- Я вовремя понял: моя главная проблема в том, что я знал английский на уровне советской школьной программы, то есть ниже некуда. И в 40 лет, можно сказать, снова сел за парту - обложился учебниками, пластинками с аудиокурсом. Результаты не заставили себя ждать: через несколько лет я по-английски даже стихи стал сочинять.

Но с работой на эстраде все равно было трудно. Мы с моим другом-пианистом из Прибалтики Левой Шнейдером долго ходили по ресторанам Нью-Йорка, безуспешно пытаясь наняться. Как только узнавали, что из Советского Союза, сразу теряли к нам всякий интерес.

- Почему?

- Из-за холодной войны русских боялись. Особенно после ввода войск в Афганистан в 1979-м. Уж не знаю, как бы сложилась моя судьба, если б мы с Левой не узнали, что в одном ночном клубе пройдет конкурс исполнителей бразильской эстрады.

Это было фешенебельное место, там отдыхали богатые люди, и музыкантам перепадали хорошие чаевые. Мы долго ломали голову, что бы такое спеть. Быстро отрепетировали босанову и еще какую-то вещь в зажигательных ритмах. На закуску решили преподнести что-то из советской эстрады.

- Александр Зацепин и Давид Тухманов, эмигрировав во Францию и в Германию, тоже играли в ресторанах. Им, большим композиторам, первое время было очень неловко. А вам?

Музыканту в Америке получить работу в ресторане невероятно сложно. Мне повезло. Вскоре я стал неплохо зарабатывать, купил пятикомнатную квартиру на 35-м этаже небоскреба, гараж, престижную машину. Кроме того, за годы эмиграции я записал 22 альбома. И странное дело: как только я добился известности в Америке, меня официально пригласили на гастроли в СССР. В 1989-м я дал 70 концертов, собирая здесь стадионы. Причем пел те же песни, за которые меня еще совсем недавно ругали в советских газетах.

- Ваша четвертая жена Юлия младше вас на 42 года. Это сильно сказывается на отношениях?

- Чем занимаются ваши дети?

- Мои младшие дети Эвелина и Милен - еще школьники, обожают музыку. Дочь освоила гитару, изучает композицию и занимается вокалом, а сын, он на три года младше, мечтает стать виртуозом в игре на ударной установке. Учителя не нахвалятся как в музыкальной школе, так и в католической в Нью-Йорке, где мои дети получают среднее образование. Они живут в Америке, а я - в России. У меня два паспорта: американский и российский, но я люблю свою родину. Здесь моя главная публика.

- Вам уже 83. Как удается поддерживать себя в такой физической форме?

- Я действительно чувствую себя моложе своих лет. Думаю, на этом сказались разные факторы: умеренность в еде, общение с теми, кого любишь, умение всю жизнь учиться, не забывать отдыхать, высыпаться как следует и получать удовольствие от каждого прожитого дня.

Я соблюдаю все христианские посты. К спорту равнодушен. Вы не увидите меня на утренней пробежке или таскающим железо в тренажерном зале - концертов мне вполне достаточно, чтобы поддерживать форму.

Ну а кроме того, я никому никогда не завидовал и не считал чужие деньги, поскольку считаю это болезнью, которая сильно укорачивает жизнь. Сколько раз мне предлагали подать документы на заслуженного артиста России - я всегда отказывался. Зачем мне это? Чтобы бесплатно ездить на трамвае? Народную любовь все равно не купишь званиями.

Когда артист стоит на палубе и уверенно ведет свой корабль популярности по житейскому океану, он счастлив. Но он должен быть готов к тому, что с годами придется поменять корабль на шлюпку. Бешеная популярность неизбежно уходит, а звездная болезнь остается и начинает поедать человека изнутри. Поэтому нужно ценить то, что у тебя есть в данный момент, но стараться не сбавлять обороты. Когда плуг пашет, его сталь отдает блеском, а когда его прячут в сарай, он покрывается ржавчиной.

В Москве скончался в возрасте 84 лет Вилли Токарев, один из отцов-основателей жанра "русский шансон". Жанр этот можно любить или ненавидеть, но сложно не признавать заслуги Токарева, который для многих стал голосом эпохи, когда в эмиграцию уезжали навсегда и без надежды на возвращение, а магнитофонные записи добывали у друзей и знакомых.

Ушел. Грустно. Скольким нормальным вдали от дома (не путать с теми, кто за океан рванул после 90-х) он настроение поднимал.

Уходит эпоха. Слушали в 80х на затёртых бобинах..в КГБ в школе таскали за запрещённого Вилли..

В 80-е переписывали друг у друга кассеты с его песнями, в них был какой-то дух свободы.

Слушала его песни в 80-х и хотела уехать и почувствовать себя маленьким человеком среди небоскрёбов. Это был зов свободы для нас.

Тем,кто не пережил эпоху совка,трудно понять и объяснить,что это было за время. Вспомним и помянем, упокойся с миром.

У тех, кто помоложе, имя Токарева ностальгических ассоциаций не вызывает.

То есть, умер Вилли Токарев а в ленте тишина и какая-то Любовь Соболь. Все ясно с вашими приоритетами, москвичи.

Нет, многие скорбят. Но скорбят как-то весело. Что покойнику несомненно понравилось бы.

Многие поминальные посты действительно написаны скорее в саркастическом ключе.

Умер Вилли Токарев. Я его видел раз с чемоданом около высотки на Котельнической. Но вообще путал его с Шуфутинским.

(единственное, что помню на память)

Зачем скупая жизнь нужна?
Ведь завтра может быть война.

"Я сюда приехала розовой, здоровою. А кто-то обозвал меня толстою коровою" - как сейчас помню, как Вилли Токарев ратовал за бодипозитив еще в прошлом веке. RIP

Единственное, что я знаю у Вилли Токарева - это фрагмент песни, которую он исполняет в фильме “Олигарх”. Там совершенно идиотский и потому запоминающийся текст:

Эй, новый русский, давай-давай!
Забыл троллейбус, забыл трамвай.
Ты в “Мерседесах” проводишь жизнь.
Ну что, хороший, давай, держись!

Уму непостижимо, как такое вообще можно произнести. Испанский стыд.

И еще.
На Новослободской был такой клуб “Грёзы”. Все знали, что это бордель. Там была мужская парикмахерская, где клиентов стригли голые бабы. И можно было с этими голыми бабами играть на бильярде там же.

Я там побывал в 1997 году, когдуа учился в 7 классе.
А как побывал?

У моего одноклассника и друга мама работала в каком-то то ли ЖЕКе, то ли РЭУ начальником, что-то такое. И от нее зависели все бизнесы района. И она нам с другом там устроила бесплатную стрижку. Только стрижку, разумеется. Мы ж мелкие еще были. Но стригли нас две бабы. Даже не голые. Даже не топлес. Просто вот появилась возможность бесплатно постричься.

И там на стенах висели портреты знаменитостей - наши клиенты. И на одной фотографии был Вилли Токарев в обнимку с голой бабой.

А сегодня Вилли Токарев умер.
Нас объединяла парикмахерская, объединенная с борделем.

Вилли - первый продвигатель музыкальной пошлости в России. Тот же Шуфутинский не так быстро переобулся после советской школы ВИА и в начале 90х делал "шансон" по качеству приближенный к эстраде.

Пухом земля Вилли Токареву.
Никогда не был его поклонником.
А когда Горбачев с женой высочайше посетил концерт Токарева, все понял о культурном уровне четы.

Покойный Токарев был основателем нового жанра - "блатняк для лохов".
Он сам не знал и не понимал блатного мира - это видно по песням - и пел для людей, которые также ничего о нем не знали, и надеялись с ним никогда не столкнуться.
А все потому, что для брайтонских беженцев ОБХСС был куда более реальной угрозой, чем КГБ.

Органичнее всего Токарев звучал на Брайтон-Бич, считают многие комментаторы.

В начале 80-х его "небоскребы, небоскребы, а я маленький такой" произвели фурор. И когда впервые (в 1991) попал на Манхеттен, эта песня звучала в ушах. Тоже не его поклонник, но RIP

Очень-очень давно, оказавшись в NY, поехал посмотреть на Брайтон Бич. Зима, мокрый снег. Гастрономы с селедкой и бородинским хлебом не давали отделаться от мысли что я в Урюпинске. Но вдруг, не поверите, навстречу шел как в кино живой Вилли Токарев в мокрой, похожей на ежа шубе. И тогда я понял. Нет - это Америка :) И таким он останется для меня и Брайтон и Вилли. Несмотря на то, что шансон не моя тема :)

Я бы не сказал, что творчество Токарева было мне близко. На волне эмигрантской музыки 80-х его имя было громче, но творчество - не то чтобы ярче. Да и на российской эстраде он себя скорее не нашел. И вообще выглядел немного странно (помню, видел его случайно, ждавшего багажа во внутреннем терминале Шереметьево Д - выглядел совсем инопланетно, но, может, сказался эффект редкого появления на экране).
Но должен признать, что, когда впервые оказался в Нью-Йорке, вся география и особенности этого города оказались знакомыми и приобрели какой-то новый смысл. Нью-йоркские песни у него оказались очень созвучны этому городу. При том, что сам Нью-Йорк тоже давно похорошел и наверняка мало чем похож на тот, о котором Токарев пел.

При этом сам певец, несмотря на эмиграцию, считал себя патриотом страны, в которой ему так и не удалось реализовать свой талант.

Вилли Токарев о своей эмиграции в США: "Я решил найти страну, где бы я могу реализовать это творчество. Я тогда писал уже в десяти разных жанрах. И вот этот жанр не входил в прокрустово ложе соцреализма и его цензуры. И я решил подыскать страну. Но тогда была привилегия у евреев: их отпускали на историческую родину в Израиль. Меня, как русского, естественно, зарубили сразу же. Я был уволен с работы, размагнитили все мои песни на радио, и я оказался изгоем.

Знаете, я очень люблю свою страну. Я патриот своей страны. Я никогда ей не изменял. То, что я уехал, это не значит, что я ей изменил. Просто была ситуация для этого и я эту ситуацию был вынужден реализовать, потому что у меня не оставалось другого выхода. Но я благодарен своей стране, что я получил образование, ментальность этой стране и что я родился в этой стране. Это величайшая страна в мире – Россия. Запомните это. Америке я благодарен за то, что она приютила меня и дала возможность состояться как человеку и музыканту".

Никакого двойного дна не просматривается и в тексте токаревской песни о России - написанная в конце 80-х, она звучит так, что ее можно хоть сейчас использовать в качестве заставки к любому пропагандистскому телешоу:

Есть фанатики на свете твердолобые,
заболевшие болезнью русофобией,
и долдонят, чтоб Россию уничтожили
ну и твари, до чего же суки дожили.

Ты Россию не учи, не мучь советами,
пусть живёт себе старинными заветами,
ты же солнцу не прикажешь не светить, не греть,
и России не прикажешь взять и умереть.

Заслуги певца перед Родиной не останутся незамеченными: руководитель комиссии Мосгордумы по культуре и массовым коммуникациям Евгений Герасимов заявил, что если кто-нибудь предложит увековечить память Токарева, его идеи обязательно рассмотрят. У комментаторов кое-какие предложения уже есть.

Памятник Токареву надо поставить перед Мосгордурой и выбить на постаменте эти гениальные строки, без которых немыслима русская песня, русская культура, литература.

В шумном балагане любят собираться
Жулики, бандиты, воры всех мастей!
Кто пришел напиться, кто пришел подраться,
Кто пришел послушать свежих новостей

Когда иду я в балаган
то заряжаю свой наган!

В шумном балагане
часто появлялся
Подлинный красавец
Гришка-сутенер
Женщинам лукаво
Гришка улыбался
Но в работе Гришка
никудышный вор!

Он бабам нравился за то
За что не должен знать никто"

Человек пропагандировал ценности, на которых зиждется современное российское государство.
Конечно же, ему нужен памятник, как иначе.

Но много и комментаторов, которые искренне ценили музыкальный и поэтический дар Вилли Токарева.

А над Гудзоном журавли не пролетают.
Умер Вилли Токарев. Талантливейший представитель "низкого жанра". Впрочем, не бывает низкого и высокого. А яркий талант везде будет отличим. Это было драйвово, еще до того, как придумали такое слово. Это было узнаваемо и особенно.
Светлая память.

Не стало ещё одного моего знаменитого соседа. Умер Вилли Токарев. Светлая память.

Умер Вилли Токарев. Для меня это утрата, я его любил. В 2005 году Вилли был у меня на передаче "Севалогия" на канале "Ностальгия". Вилли был также на приеме в Британском Посольстве по поводу моего награждения, спел пару своих песен. Прощай, друг.

Спасибо, Вилен Иванович! Светлая память.

Во-первых, Вилли Иванович был хорошим эстрадным музыкантом и аранжировщиком. Во-вторых, серийным куплетистом. До него качественного - и вообще никакого - русско-еврейского шансона не было ни на Брайтоне, ни в Париже, ни еще где.

Был алкоголик Северный, путавший слова, и его друзья-лабухи (т. наз. "псевдоансамбль" с пережившим изнасилование пианино и гитарой из отходов древесно-стружечного производства). Была Дина Верни, которая уныло исполняла самые смешные песни Юза Алешковского. Был и не запомнился Виктор Шульман.

И тут появился усатый советский музыкант, умевший играть "в любой тональности, для любой национальности". Нашел нью-йоркскую студию с многоканальным магнитофоном и в режиме "человек-оркестр" сотворил миф о Великом Брайтоне. Не заплеванном семками районе с видом на океан, а бабелевской Одессе с небоскребами.

Лучший альбом Токарева - это "Золото". "Псевдодруг" с неожиданными полутонами, и где в последнем куплете на фоне звучит похоронный марш, "Радуга", конгениальная белоэмигрантским шлягерам типа "Я тоскую по родине", и, конечно, тетя Хая с дядей Юзиком. Песня "Здравствуйте, родные эмигранты" с упоминанием Парижа и Лондона, из которых вернулся и куда собирается лирический герой, сделала для утечки мозгов больше, чем гранты Сороса.

Спи спокойно, кубанский казак Вилен. Спасибо тебе лично и магнитофону "Квазар-303" за мое антисоветское детство.

"По паспорту мне 84 года, а мой биологический возраст где-то 35-40. Я могу делать все то, что делал тогда. У меня нет планов, но я настолько уверен в своем здоровье, в своем видении будущего, что меня это совсем не волнует, сколько мне лет. Как мне цыганка нагадала: я буду жить 120 лет", - не так давно говорил наверное самый харизматичный шансонье Вилли Токарев.

Хуторской парень из Адыгеи начал свой витиеватый жизненный путь с того, что пошёл работать кочегаром на корабле (как Цой, только круче). Затем служба в армии и получение среднего музыкального образования. Освоив контрабас и увлекшись джазом, Вилли примкнул к ансамблю Анатолия Кролла, а затем и к Давиду Голощекину — руководителю оркестра Ленинградского радио и телевидения.

Вилли всегда тяготел к джазовой музыке, даже когда джаз не слишком поощрялся официально. Друзья рассказывали, что певец доставал записи Дюка Эллингтона и Нэт Кинг Коула, а также записывал пластинки сам.

Когда певец эмигрировал в США, пришлось на время забыть о творчестве и поработать курьером, уборщиком, рабочим, почтальоном, уличным музыкантом, ну и таксистом, конечно же ("Там человеком был, а здесь я стал таксистом"). Интересно, из исполнителей шансона у кого-то ещё есть такая же увесистая трудовая книжка?

Поняв местную публику и язык, Вилли начал предлагать песни в разные музыкальные компании, но никто не видел в русском певце потенциала. Поэтому продуманный еврей сделал упор на русскоязычных иммигрантах, записав очаровательную пластинку "А жизнь — она всегда прекрасна", которая осталась незамеченной, зато "В шумном балагане" уже разлетелась благодаря еврейскому Брайтон-бич. Песни "Нью-Йоркский таксист" и "Небоскребы, небоскребы" произвели фурор не только в Америке, но и на родине, где диски Вилли было сложно найти.

На следующей вехе я сбавлю темп. Вилли Токарев триумфально возвращается на родину. Десятки концертов по всему Советскому Союз проходят с оглушительным успехом. Вилли – суперзвезда. "Почётный еврей Брайтона" сделал ход конём и вернулся в свою страну в дамках.

Тут хотелось бы вспомнить один важный эпизод, который, может быть, больше, чем все пятьдесят альбомов Вилли Токарева. Эпизод, где мы можем разглядеть настоящего и чуткого человека, который любил народ и жалел его.

У писателя Эдуарда Лимонова в книге "Иностранец в смутное время" есть сцена, где Токарев в 89-м году, когда советские ценности и история оплеваны и забыты, вдруг начинает петь советские военные песни. И народ вдруг вспоминает, какой он народ.

"Во втором отделении американский певец завоевал сердце Индианы и всего населения зала. "Я хочу вам напеть популярные песни страны, где я родился, ваши, незаслуженно забытые советские песни. Хочется начать с песни о Москве…

Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся советская земля…

Холодок бежит за ворот.
Шум на улицах слышней.
С добрым утром, милый город,
Сердце Родины моей…

Певец скрылся за черными ящиками усилителей, чтобы выйти из-за них уже с другой песней. Он вышел в зал с суровой мелодией Великой Отечественной войны:

Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой,
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой.

Пусть ярость благородная
Вскипает как волна.
Идет война народная,
Священная война…

Народ в зале вспомнил, какой он народ. Заволновались, зашумели, зааплодировали, сорвались с мест для чего-то, понимая, что нужно что-то делать. Скопились в проходах, стали литься к идущему к ним, таща за собой черный шнур микрофона, певцу. Схватить его — источник этих тревожных звуков. Схватить, чтобы качать и обнять? Или напротив, — заткнуть ему глотку, чтобы не напоминал им, какой они народ сегодня. Побежденный. Победивший сам себя. Чтоб не бередил душевные раны, задавить источник тревоги и жгучих воспоминаний.

А он укорял их памятью. Привыкший каждый вечер играть на чувствах людей, он играл умело. И на пятнадцать тысяч душ это действовало, как на пятнадцать душ в ресторане. Он напомнил им их победы. Варшаву, Будапешт, Вену, Берлин…

…Мы вели машины, объезжая мины,
По путям-дорожкам фронтовым.

Ах, путь-дорожка фронтовая,
Не страшна нам бомбежка любая.
Ах, помирать нам рановато,
Есть у нас еще дома дела…

Когда они готовы были коснуться его рукой, хлестнув бичом-проводом по полу, певец свернул в боковой проход. Стал уходить от публики. Оттуда он напел их "Землянку":

Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поет в той избушке гармонь
Про улыбку твою и глаза…

…Мне в холодной землянке тепло
От твоей негасимой любви…

"Молодец, Вилька!" — кричал вцепившись сзади в шею Индианы Соленов. "Ты понял весь позор их! Жид из Америки должен приехать, чтобы напомнить советскому народу его славные песни. Его историю. Гордые и сильные песни. Вот до чего они дошли! Ты понял, как он их сейчас взял за яйца, зацепил. Понял?"

Взятые за яйца, они послушно текли за певцом. Метались обеспокоенные молодые люди с лицами полицейских, убеждая народ откатиться и занять свои места. Их задача была противоположна задаче певца, поднявшего их для атаки.

Не слышны в саду даже шорохи,
Все здесь замерло до утра.
Если б знали вы, как мне дороги
Подмосковные вечера…

Стойкий иноземец, бесчувственный чужой Индиана сопротивлялся течению влаги из глаз. Но глаза так немилосердно щипало и жгло, что пара слезинок все же преодолела железный занавес. Ругаясь сквозь сжатые челюсти, он вынужден был констатировать, что принадлежит, все еще принадлежит, к этому народу. "Да, ОН-таки прочно взял ИХ за яйца", — сказал он, обернувшись к Соленову".

И тут Вилли Токарев буквально взлетает над всем этим быдловатым шансончиком, над всеми этими эмигрантскими лириками и блатачами с распальцовкой наперевес. И тут понимаешь, что даже его фриковатые жлобиады - "Рыбацкая", "Тётя Хая" и пр., на самом деле сделаны без всякого высокомерия и презрения.

И возможно всё не зря. И все эти унизительные работы, и вся эта Америка сквозь лобовое окно такси. И эти местечковые еврейско-эмигрантские куплеты, которые нечаянно вознесли его на самую вершину хайпа, чтобы затем он мог приехать в СССР к своим и кое-что им напомнить.

Вилли Токарев крутой. А небоскрёбы со временем всегда становятся немного выше.

Вилли Токарев, Леонард Лев, Евгений Евстигнеев. Фото из личного архива Леонарда ЛЕВ

На днях ушёл из жизни прекрасный артист, весёлый и добрый человек Вилли Токарев. В разгар горбачёвской перестройки он приехал в СССР и отработал 80 концертов на самых больших концертных площадках страны. Организовал гастроли его первый продюсер Леонард ЛЕВ. В память о Вилечке Токареве – так его называли друзья – мы связались Леонардом.

– Ирина Ола аккомпанировала ему на пианино?

– Совершенно верно, она ему много советовала. И он стал работать за 150 долларов в неделю. Вернее, они получали вдвоём 150 долларов за 3 дня. Это было в будни, потому что в воскресные дни наверху был ночной клуб, там играл большой оркестр, было шоу. В то время на 150 долларов можно было вдвоём сделать много покупок в супермаркете! Даже 20 долларов им хватало на неделю. Как и любой человек, я сам на свою семью в то время тратил 30–40 долларов и был обеспечен на неделю.

Это было, по-моему, начало 1988 года. Он начал работать, стали чаще заходить люди, слушать его в будние дни, что было для нас выгодно. Они пили напитки. В это время уже случилась перестройка, и в Нью-Йорк начали ездить большие люди из России, многие приходили слушать и фотографироваться с Токаревым. Он в то время стал очень популярным, потому что выпустил кассеты с записями своих песен, их слушали таксисты.

– Ты знаешь, что, когда вы прилетели на концерты в Москву, мой главный редактор Владислав Андреевич Старков послал меня взять интервью у Вилли Токарева. Он будто бы прятался у Аллы Борисовны Пугачёвой из опасения, что его арестует КГБ.

– Я сам был у неё дома.

– Понятно. Получилась такая штука. Когда я повёз Вилли в Союз и уже подписал контракт, звонит мне Панченко и говорит, что на контракте лежит ордер, то есть запрет. И пока ты не разберёшься там, в Америке, запрет снят не будет. Дело в том, что у нас в Америке был такой продюсер Шульман. И он хотел вести Вилли Токарева в СССР вместе с Аллой Борисовной. Я позвонил адвокату, он пошёл в суд, принёс судье пластинки, на которых именно я был указан как продюсер Токарева.

Там он сказал, что продюсер именно Леонард и, пожалуйста, снимите ордер! Его тут же сняли. Это длилось всего 2 дня. Куда он уходил из гостиницы по приезде в Москву, я не знаю.

– У Аллы Борисовны Пугачёвой, именно у неё дома на улице Горького, с ним и встречался, брал интервью.

– Она сама хотела его вести в СССР. После этого со мной не разговаривала. Дело в том, что Шульман не знал, как провезти Токарева в СССР, и обратился к Алле. Он её знал, потому что когда-то возил на гастроли в США Владимира Высоцкого. Но Шульман умер, я не хочу о нём говорить. Но он подал на меня в суд, а я суд выиграл. Короче, Вилли и мы начали гастроли и сделали 80 концертов. В СКК в Ленинграде сделали 15 концертов.

Мы прогастролировали, и я не хотел больше этим заниматься. Я получил большие связи и отпустил Вилли на вольные хлеба.

– А где Вилли жил в Нью-Йорке?

– В государственных домах, платил за квартиру 300 долларов как неимущий, устроился в такси. На нём и работал. Ездил вместе с Ириной Олой – не разбирался в улицах. В Нью-Йорке есть 12-я авеню и 200-я стрит. Как шахматная доска. Где встретимся? На 2-й и 34-й. Он плохо разбирался.

– Скажи, в Нью-Йорке смерть Вилли Токарева заметил кто-то, кто его знал, эмигранты?

– Хорошая мысль. Будем думать.

Читайте также: